Литературный перекрёсток 31/05/2008

Несколько слов об этом человеке и мастере. Родился в марте 1899 года в южном французском городе Монпелье. По окончании лицея намеревался получить юридическое образование, но на студенческой скамье понял, что с выбором ошибся. Перешел на филфак. Первые публикации – с середины двадцатых годов. Был близок к сюрреалистам. В 1937 году вступил в ряды ФКП, однако через десять лет оставил её.

В творчестве и философии шел своими путями, получая сильные импульсы в создании литературных текстов за счёт искусства, стремления передать по-своему природу и окружающую повседневность так, что они приобретали как бы новые очертания.

Творчество Франсиса Понжа оказалось отмечено рядом высоких наград и премий, о нём был снят фильм.

6-го августа этого года – двадцать лет со дня его смерти. В марте 2009 года – 110 лет со дня рождения.

Русских переводов Понжа мало. Среди них очень, если не самые, интересные выполнены Арой Мусаяном, которого я уже процитировал. Ара Мусаян – человек нелегкой судьбы. Детство провел в советской Армении, куда его родители приехали из Франции после победы над гитлеровской Германией – как это сделали многие эмигранты на волне энтузиазма тех лет. Советский «рай» оказался в реальности далеко не таким, как он рисовался пропагандистами. После долгих хлопот, в 1964 году, семья смогла вернуться во Францию. Здесь Ара увлёкся философией, получил образование в Сорбонне, но в профессиональном плане решил совместить занятия техническими переводами со сферой культуры, философии, литературы

Вне сомнения, история его жизни – могла бы оказаться темой отдельной передачи, однако сегодня я попросил его приехать к нам в студию именно из-за Франсиса Понжа.

И первое, о чем спросил: как пришел он к этому французскому мастеру? Чем привлёк он его? Чем вообще может быть интересен в России?

- В чём необходимость ознакомить русского читателя с творчеством Понжа?.. В первую очередь - это своеобразный феномен во французской литературе ХХ века, значением равный Прусту и Селину. Он не поэт и не прозаик, стоит в стороне от господствующих в начале века сюрреализма и "соцреализма", ярчайшим представителем которого во Франции является Луи Арагон. Ввиду этой относительной отчуждённости от официальных литературных кругов, Понжу приходилось писать в стол, или, как я предпочитаю говорить, "в пустоту", то есть, как бы послания Богу, своего рода молитвы: поэзия здесь как бы ассимилирует себе религию. Отталкиваясь от самых обыденных предметов, Понж осуществляет обратный путь от Вещи к Слову, от Сына к Отцу. Таково моё видение этого поэта-"материалиста", как любит преподносить его учёная критика. В своей "кузнице духа", лаборатории, где вновь плавятся слово и мысль, Понж выработал нечто совершенно уникальное, не только во французской, но и в мировой литературе...

- Ара, может быть вы что-то прочитаете?

- Прочту из своих переводов:

Ара Мусаян
(Photo : Moussaian)

КОНЕЦ ОСЕНИ

Вся осень под конец – как остывший отвар. Опавшие листья разных пород вымачиваются в дожде. Никакого брожения, ни выделения спирта: лишь весной скажется действие компрессов, приложенных к деревянной ноге.

Демобилизация происходит в полном беспорядке. Дико распахиваются и хлопают двери штаб-квартиры. Бросать все! Ничего не жалеть! Природа рвет свои рукописи, рушит библиотеку, неистово сбивает последние плоды.

И вдруг она встает из-за рабочего стола, обнаруживая свой стан необъятный. Голова с растрепанными волосами витает в дымке облаков. Опустив руки, она с наслаждением вдыхает ледяной ветер, освежающий мысли. Дни коротки, ночь настает быстро, и уже не до смеха.

Земля среди других небесных тел вновь обретает солидность. Ее освещенная часть сузилась, пронизанная долинами теней. Ботинки ее, как у бродяги, пьют влагу и учатся играть на гармошке.

В этом лягушачьем болоте – санатории для земноводных – всё вновь набирается сил, перескакивает с камня на камень – переселяется на соседний луг. Множатся ручьи.

То-то славная уборка, и без соблюдения приличий! В одежде или нагишом – промокнешь до костей.

А ведь это надолго – не высохнет враз. Три месяца трезвых размышлений в таком виде, и без сосудистых осложнений; ни купального халата, ни мочалок! При крепком телосложении все нипочем.

Так вот, когда вновь начинают выступать крохотные почки, знают они, что делают и чем это грозит; и недаром, закоченевшие и краснолицые, с такой осторожностью высовывают кончики ушей.

Но тут начало новому повествованию, уже далёкому от запаха сей черной линейки, по которой я провожу черту под рассказом, закончивающемуся здесь.

ПРЕЛЕСТИ ДВЕРИ

Коронованные особы не дотрагиваются до дверей.

Им не дано этого удовольствия: осторожно либо бесцеремонно толкнуть перед собой одну из этих привычных обширных панелей – оглянуться на нее и вернуть на место – словом, держать в своих объятиях дверь.

... Наслаждение – схватить за фарфоровый пуп одно из этих плотных высоких препятствий: бой врукопашную, где шаг зависает на миг, раскрывается глаз, и все тело начинает привыкать к новому месту.

Дружеской рукой вы еще слегка придерживаете ее, прежде чем решительно оттолкнуть и закрыться, – в чем вас заверяет приятный щелчок хорошо промасленной мощной пружины.

СПИЧКА

Огонь придает спичке видимость плоти
Живого тела с его жестами,
Порывами и минутной судьбой.

Ею источаемые газы, воспламеняясь, окрыляют ее,
В платья одевают – одаряют телом даже:
некой волноборазной - волнующей фигурой.

Все это происходит миг.

Лишь головке дано загореться в контакте с жесткой действительностью
– и слышится будто выстрел на старте.

Но, как только разошлось пламя

– напролом, стремглав и с креном паруса как у лодки на гонках –
пробегает оно осколок дерева из конца в конец,

и, едва повернув на другой галс,
бросает –
черный, как кюре в сутане.