Литературный перекрёсток 29/11/2008

И мой первый вопрос: Какие впечатления Вы получили? Ведь Пастернак был поэтом из России, которая недавно совершила вооруженную агрессию против Грузии... Не поставили ли в Тбилиси знак равенства между ним и режимом, к которому он, разумеется, не имел никакого отношения?

- Я  не была в Грузии шесть лет, и за это время многое изменилось, как в лучшую, так и в худшую сторону. Шесть лет назад город производил депрессивное впечатление: много нищих, нет отопления, в центре—огромная гостиница, где живут беженцы из Абхазии, детское белье на ржавых балконах. Сейчас не то - современный комфортный аэропорт, по лучшим мировым нормам, беженцы расселены, гостиница превращается в шикарный отель, решен вопрос с отоплением, а иллюминирован город даже, на мой взгляд, слишком щедро - подсвечены мосты, великолепные старые храмы, знаменитая гора Давида. Сверху, с крутого берега Куры - зрелище необыкновенной красоты. Но старый Тбилиси, увы, теряет свой облик, что, наверное, естественно - при том потоке машин, каким сейчас запружены кривые наклонные улочки, невозможно, наверное, сохранить старые деревянные балкончики, те прелестные дворы Верийского квартала, что мы так любили... Что же касается настроения среди моих интеллигентных друзей, то оно очень тревожное. И критика всё время звучит по адресу своего президента, и страх перед русским вторжением, негодование по поводу варварских бомбежек грузинских мирных сел, монастырей, Боржомского ущелья, а главное - будущее неясно, что же будет со страной, ведь русские танки стоят в 60-километрах от Тбилиси. Однако никакой русофобии я не ощутила.

Пастернак по-прежнему любим, можно сказать, даже обожаем в Грузии. Его имя -сезам, ключ к грузинскому сердцу. Люди старшего поколения, выросшие в двуязычной среде, ценят его как великого поэта ХХ века ( и читают наизусть его стихи! Да и вообще я давно не слышала столько русских стихов, читаемых на память, на по-прежнему щедрых грузинских застольях ), другие, их круг более широк, хранят благодарную память о нем, как о преданном друге грузинского народа, продолжателе великой традиции русско-грузинских культурных связей, той, что идет от Пушкина, Лермонтова, Полонского до нашего недавнего прошлого. То, как он помогал ( и деньгами, и письмами ) семьям своих репрессированных друзей, не забывается. Он написал когда-то: « Судьба грузинских поэтов ( Яшвили и Табидзе ) вместе с судьбой Цветаевой должна была стать самым большим моим горем». И это не просто слова, это была реальная помощь, сопряженная в те годы с риском. Понятно, его имя овеяно легендой.

Одна из книг Пастернака 1935-го года, иллюстрированная знаменитым грузинским художником Ладо Гудиашвили. В ту эпоху до спасительного "бегства" из Москвы в Тбилиси поэт, конечно, не думал...

На другой день после моего приезда мы поехали в Кахетию, в маленький городок Сигнахи, где похоронена святая Нина. Там замечательный музей, мы опаздывали, он уже закрывался. Мой спутник стал что-то объяснять по-грузински, я уловила только «Пастернак», к нам бросились служители, экскурсовод повел по всем залам, показывали драгоценные редкости, прекрасную экспозицию Пиросмани. После музея пошли ужинать в ресторан, с балкона которого открывался вид на те самые «холмы Грузии», на закате незабываемые. Все столики были заняты, но опять прозвучавшее из уст моего спутника магическое имя «Пастернак» произвело переполох, был освобожден столик, сидевшие в зале посетители стали подходить к нам и произносить тосты за великого поэта, друга Грузии, за то, чтобы наше, почти кровное духовное родство - родство литератур - не прерывалось. И многие из них пришли на мое выступление в институте грузинского языка и литературы 4 ноября.

Выступление было посвящено теме, поистине необъятной, «Пастернак и Грузия». Я остановилась на двух, знаменательных для поэта, посещениях этой страны - первом, в 1931 году ( когда он приехал туда с Зинаидой Николаевоной Нейгауз ) и последнем, за год до смерти, в феврале 1959 года. Он бежал к друзьям, в Грузию. Жил в квартире вдовы Тициана Табидзе, своего замученного друга. В этой квартире теперь мемориальная комната, в доме живет внук Табидзе с семьей, но комната, в которой жил Пастернак, неприкосновенна, сохранились его вещи, старомодный низкий абажур с кистями над круглым столом, конторка, за которой он писал. Из этой комнаты мы сделали репортаж для русского канала грузинского ТВ (канал МИР для стран СНГ). После доклада прослушали чтение двух стихотворений  Бараташвили—«Мерани» и «Синий цвет» - сначала по-грузински в исполнении актрисы, потом - в записи чтение самого Бориса Леонидовича. Они по праву стали русскими стихами, эти его замечательные переводы:

   Это синий, негустой,

   Иней над моей плитой.

   Это сизый зимний дым

   Мглы над именем моим.

У меня не хватает слов, чтобы описать реакцию замершего переполненного зала, когда звучали эти пронзительные строчки, прочитанные  его необыкновенным, незабываемым глухим голосом.

- В пастернаковском бегстве в Грузию было нечто лермонтовское: «Быть, может за хребтом Кавказа, укроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза...». И как не вспомнить о том, что лермонтовский Демон был одним из его постоянных поводырей...

- Разумеется, влияние Лермонтова на Пастернака было огромным. Он писал, что Лермонтов произвел на него такое же впечатление, как чтение Евангелия или книги Пророков. Первая его книга «Сестра моя жизнь» посвящается Лермонтову, а первое стихотворение называется «Памяти Демона»:

            Приходил по ночам

            В синеве ледника от Тамары...

Тициан Табидзе, знавший поэзию Пастернака даже до личного знакомства с ним, сказал ему при первой встрече: «Не может быть, чтобы вы никогда не были в Грузии. Человек, написавший « в синеве ледника от Тамары», должен был это видеть». А как хорошо сказано о Лермонтове в цикле «Волны», когда Пастернак пытается докопаться до корней этой страсти русских поэтов к Кавказу - « Страны не знали в Петербурге/ и, злясь, как на сноху свекровь,/ жалели сына в глупой бурке/ за чертову его любовь». Но, как вы справедливо заметили, самая близкая перекличка с Лермонтовым, возможно, в этих строчках: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и вы, мундиры голубые,/ И ты, послушный им народ....Быть может, за хребтом Кавказа/укроюсь от твоих пашей-, от их всевидящего глаза,/от их всеслышащих ушей..». Да, тогда, в 1959 году  он хотел именно укрыться, найти хотя бы короткое душевное отдохновение среди друзей.

- Как долго пробыл Борис Леонидович в тот период в Грузии, нашёл ли то убежище для души, которое искал?

- Пастернак пробыл в Тбилиси 10 дней. Эта короткая десятидневная передышка оказалась для него целительной. Именно во время прогулок по городу родилась в нем мысль по возвращении снова приняться за большую работу, как он писал в письмах моей маме "я хочу приняться за роман вроде «Доктора Живаго», какою-то частицей являющийся его продолжением».  Сначала он хотел сделать темой своей новой книги Грузию, а именно период апостольства святой Нины: его поразили рассказы о археологической находке гробницы  юной Серафиты, за тысячу лет не поддавшейся тлению ( Симон Чиковани посвятил Серафите цикл стихов ), он просил присылать ему в Москву книги, связанные с историей Мцхеты и временем становления христианства в Грузии ( 4-й век ), но в России его захватила совсем другая тема - брожение русского общества в период великих реформ Александра П, и он принялся за пьесу «Слепая красавица» ( она осталась неоконченной ), но не просматривается ли в самом символе пьесы-умершей красавицы, роковым образом влияющей на судьбы героев - отсылка к недавним грузинским впечатлениям, нетленной Серафите?

Продолжение беседы в следующем выпуске «Литературного перекрёстка».