Литературный перекрёсток 05/09/2009

Судьба свела Наталью Челпанову и Бриса Парэна в середине 20-х годов минувшего века. Дочь Георгия Ивановича Челпанова (1862-1936), философа, психолога, преподавателя Киевского и Московского университетов, среди тех, чьи домашние лекции и собрания посещал молодой Николай Бердяев, Наталья родилась в Киеве, позднее жила и училась в Москве в Строгановском училище, которое в 1920 году вошло в состав тогда образованного Вхутемаса. Вхутемас – являлся первой кузницей по подготовке в молодом Советском государстве художников-профессионалов для промышленности и учебных кадров. На занятиях значительное внимание уделялось формально-аналитическим упражнениям по пространству, объему, цвету. Первые два года учащиеся всех классов занимались графикой, лишь потом, на следующем уровне, определяясь с направлениями, которые их привлекали индивидуально. Это были живопись и скульптура, архитектура, обработка металлов, дерева, керамика, тексительное производство, искусство полиграфическое... Закончив Вхутемас в 1922 году, Челпанова получила работу преподавателя рисования в школе, но при этом продолжала работать для себя, особое внимание уделяя портрету и пейзажу.

Обложка чеховской книги с иллюстрациями Натали Парэн

Брис Парэн оказался в Москве в 1925-1926 годах как руководитель Культурной миссии посольства Франции. Именно в то время он познакомился и близко сошелся с Натальей, которой, как ему было 28 лет, - поженившись, они уехали в Париж. На родине Брис некоторое время сотрудничал с «Юманите», его ценили как писателя, философа, специалиста по русской и немецкой литературе. Наталья, в то время уже Натали Парэн, обратилась к книжной графике. Её знания, мастерство, полученные в России, нашли во Франции своё место. В 1930 году для «Галиммара» она проиллюстрировала детскую книгу Андре Бёклера (André Beucler) «Моя кошка» («Mon chat»). Затем последовала большая работа по созданию рисунков и оформлению 14 альбомов серии «Папаша Бобёр» («Père Castor») для «Фламмариона» (éd.Flammarion)... В издательских и читательских кругах, где высоко ценилось искусство иллюстраторов, Натали Парэн получила признание, а вместе с ним – новые, интересные предложения. В 1932 году в парижском Ymca-Press, с её работами на русском языке в литературной обработке Тэффи вышла сказка «Баба-Яга» - через год «Баба-Ягу» по-французски («Baba Yaga»)  появилась в «Галлимаре». Тогда же, там же – как я уже отметил выше – была опубликована «Каштанка».

Иллюстрация на одной страниц французского издания "Каштанки"

Несмотря на то, что «Баба-Яга» и «Каштанка» вышли практически в один и тот же период, в стиле рисунков, в характере композиции двух книг, было больше различного, чем общего. «Баба-Яга» имела, я бы сказал, более экспериментальный характер – чувствовалось, что художница ищет ключ к решению сложной задачи: перевести традиционный сказочный стиль в русло современного, то есть очень условного, восприятия. «Баба-Яга» Парэн вообрала в себя некий дух спектакля, праздника. Можно сказать, явилась диаметрально противоположной классической версии Ивана Билибина. И в «Каштанке» она словно напрочь отвернулась от известной, пронизанной сентиментальными чувствами, серии Дмитрия Кардовского. Разумеется, в обоих случаях сказывалось время – и мироощущение, и художественные принципы у Натали Парэн были иными. Она сформировалась в традициях Вхутемаса, где эстетические установки требовали лаконизма, прочной и чёткой связи изображения с текстом. Билибин не столько иллюстрировал, сколько сам рассказывал графически русскую историю. Кардовский не столько передавал содержание рассказа, сколько свои ощущения – очень грустные, понятные, которые можно понимать и разделять душой, но в плане восприятия текста отнюдь не бесспорные, ибо и в «Каштанке» Чехов улыбался.

Рисунки Натали Парэн к «Каштанке» стали своего рода сентиментальным гимном цирку, людям, животным, наконец, предметам с которыми связывается труд – от барабана до обруча, через который прыгают зверюшки, от колокольчика и пистолета на раме, в которые положено звонить и стрелять, до – рубанка, пилы, молотка, стамески, без которых также невозможно представить себе хозяйство. В данном случае художница, конечно же, работала в русле той детской книжной графики, мэтром которой на её родине был Лебедев. Можно уточнить, Лебедев, работавший в дуэте с Маршаком – иллюстратором в 1925 году «Цирка», «Мороженого», «Вчера и сегодня», «Сказки о глупом мышонке», «Багажа»  в следующем 1926-м году, «Как рубанок сделал рубанок» в 1927-м и других текстов. Я сказал «иллюстратор». Это формально. Фактически между поэтом и художником там имелся равный диалог.

Ещё одна из иллюстраций Н.Парэн к французскому изданию чеховской книги

Известно, что Натали Парэн работала над иллюстрациями к «Бабе-Яге» и «Каштанке» на юге Франции, в местечке Борм, где было много русских эмигрантов. Судя по тому, что первая из этих книг готовилась для Ymca-Press, у неё, покинувшей Советское государство не при тех же обстоятельствах, как у большинства находившихся рядом, никаких проблем с земляками не было. Увы, похоже, что только внешне. Очень вероятно, что прокоммунистические идеи её мужа Бриса, в действительности, ложились тенью и на неё. Старавшаяся опубликовать свою поэму «Мóлодец», и в этой связи познакомившаяся с ними Марина Цветаева, в марте 1931-го года писала в одном из писем своей подруге Саломее Андронниковой-Гальперн: «Мóлодец» / франц<узский> / лежит, свели меня с Парэном ( м. б., знаете такого – советофил, Nouv<elle Revue Franc<aise> - женат на моей школьной товарке Челпановой, - читала-читала, а в итоге оказывается: стихов не любит ( NB Только статьи! ) и ни какого отношения к ним не имеет ( только к статьям! ). Так и ушла, загубив день...». Назвав Парэна «советофилом», а его жену своей «школьной товаркой», Цветаева уже такой терминалогией, тональностью выразила главное – обиду. Зная, насколько резка, контрастна была она подчас в своих оценках, по отрывку из её письма, конечно, нельзя составить объективное впечатление о Парэнах. Но всё же нельзя отказать Цветаевой и в приницательности: что-то важное она всё-таки почувствовала... Думаю, - именно идеологически несовпадающую линию, потому что эстетически она была ближе к ним, чем ко многим землякам, соседям по изгнанию. Окажись встреча с Брисом Парэном, - от которой она, наверняка, ждала много, - иной, возьмись к тому же Натали за иллюстрации к «Мóлодцу», может быть, имели бы мы сейчас удивительный по сплаву поэзии и графике образец! Увы, этого не произошло. Впрочем, иллюстрации к этой цветаевской поэме были выполнены еще в 1929 году, то есть значительно раньше, Натальей Гончаровой. Лучше Натали Парэн не сделала бы, но сделала бы по-своему...

В 1937 году художница взялась за «Les Contes du Сhat perché» Марселя Эме – в русском варианте – «Сказки кота мурлыки». Начата работа была Натаном Альманом, который в 1935 году, в разгар ежовщины, вернулся на родину. То есть, «Галлимар» предложил продолжить проект Натали Парэн. Понятное дело, как художница она практически всё ввела в своё русло. Правда, в это время она уже изменила несколько свою манеру, ослабив напряжение рисунков за счет увеличения подробностей, игры цвета. Тем не менее, именно традиционность пришла на смену, перо и карандаш уступили свои позиции акварельной кисти... Жизнь ожесточалась – детская книга становилась, наоборот, мягче, «слаще». К работам этого времени относятся рисунки Натали Парэн к произведениям для детей Льва Толстого. К сожалению, эту книгу я никогда в руках не держал, также как не видел каких-либо книг, которые, согласно некоторым публикациям о художнице, до середины 30-х годов она выполняла по заказам Детгиза в СССР.

Впрочем, работой для книги её творческий диапазон не завершался. В тридцатые годы и в годы оккупации Франции она имела персональные выставки, участвовала в выставках групповых как пейзажист и портретист. В 1941 году за «Сказки кота мурлыки» получила Приз Академии изящных искусств. В справочном издании «Художники русского Зарубежья» (СПб, 1999 год) сказано о Премии Французской Академии художеств в 1944-м году. Увы, уходящее время покрывает, казалось бы, недавнее прошлое туманом. Что-то смешивается, что-то исчезает в нём. Так что, увы, какие-то неточности тут или там могут быть... Из изданий для детей французских классиков среди любителей книги известен её, ныне также как многое другое - редкий, 1946-го года, двухтомник «Басен» Лафонтена (La Fontaine, «Fables»).

В 1993-м году, то есть в период активной «перестройки», в Москве, в Российской государственной библиотеке состоялась персональная выставка Натали Парэн. Но любая выставка – всё же событие недолгосрочное. Перепечатка книг – дело иное. Именно поэтому радуют книги с работами упоминавшихся в этом рассказе Билибина, Кардовского, Лебедева, именно поэтому замечательно, что издательство «МеМо» ( в названии которого в переводе с французского на русский язык слышится слово «Память» ) выпустило в 2006 году иллюстрированую Натали Парен книгу Марселя Эме, а теперь «Каштанку» Чехова... Говоря о русской линии в издательской деятельности «МеМо», отмечу сказку «Мальчик-с-пальчик» («P’tigars-P’tidoigt») в словесном и изобразительном пересказе Александра Афанасьева и Этьена Бека (Alexandre Afanassief et Etienne Beck) , - в переводе Андре Марковича и Франсуазы Морван (André Markowicz et Françoise Morvan), и в их же переводе текстов Маршака с лебедевскими иллюстрациями «Когда поэзия жонглирует с изображением» («Quand la poésie jonglait avec l’image»)... Да, и ещё, конечно, в этот перечень надо добавить «Путаная речь и другие сказки» («Macaronis et autres соntes») Алексея Ремизова с иллюстрациями Василия Кандинского, в переводе на французский Бернара Креизе (Bernard Kreise) с послесловием парижского искусствоведа Жан-Клода Маркадэ  (Jean-Claude Marcadé).   

Возвращаясь к судьбе Натали Парэн, добавлю – скончалась она в 1958 году, в местечке Со под Парижем. Муж, француз со славянской душой, как говорили о Брисе те, кто знал его близко, дожил до 1971 года. Фотография супружеской пары, сделанная в 1934 году, помещена в приложении к «Каштанке», изданной «МеМо».