Конференция ООН по климату / Россия / Энергетика / Глобальное потепление

ЦИТАТА:

"Россия уже снизила – к началу Копенгагенской конференции – выбросы в секторе энергетики на 40% по отношению к уровню 1990 года. Европейский союз мечтает о минус 20% к 2020 году. И это еще не факт, что они эту мечту смогут воплотить в жизнь. Россия не мечтает, Россия это уже сделала! Никто ни разу России спасибо за это еще не сказал! Россия нейтрализовала четверть глобального прироста выбросов с 1990 года. Спасибо, к сожалению, никто не сказал. Россия сегодня – мировой чемпион по снижению уровня выбросов «парниковых» газов, порожденных энергетикой! К сожалению, этот факт очень мало признан, но это факт".

Меры борьбы с глобальными изменениями климата обсуждаются в Копенгагене на международной конференции ООН. Говоря о снижении выбросов в атмосферу «парниковых» газов, вес время произносят слова «энергоэффективность» и « энергосбережение». Как связаны между собой две темы? С этим вопросом мы обратились к Игорю Башмакову, директору Центра по эффективному использованию энергии (Москва). Игорь Алексеевич, здравствуйте.

Главный источник вредных выбросов - сжигание топлива.

Игорь БАШМАКОВ: Здравствуйте.

ДГ: Существует ли прямая, жесткая связь между сокращением вредных выбросов в атмосферу и энергоэффективностью, тем, насколько рационально используется энергия экономикой той или иной страны?

Игорь БАШМАКОВ: Климат меняется по разным причинам. Среди чисто естественных причин есть и причины антропогенного характера, антропогенного воздействия. Они тоже происходят из разных источников. Проявляются они в объемах выбросов парниковых газов, и за счет их концентрации в атмосфере у нас теплеет климат. Так вот главным источником этих выбросов является… примерно 70% приходится на сжигание органического топлива. Чем более эффективно мы его используем, тем меньше мы его сжигаем, тем меньше мы его выбрасываем. То есть, если бы, допустим, мы сегодня на планете умудрились бы его сжигать в 2 раза меньше, то мы решили бы проблему стабилизации изменения климата в пределах, с которыми мы сможем справиться – в диапазоне примерно 2 градуса Цельсия. Поэтому если мы говорим о том, а как, за счет чего мы можем сократить сжигание органического топлива, то здесь, на самом деле, два главных решения – это более эффективно использовать энергию, с одной стороны, а с другой стороны, производить больше энергии на неорганическом топливе. Это самые разные источники энергии, начиная возобновляемыми и кончая атомной энергией.

Россия "теряет" 45% вырабатываемой энергии.

ДГ: Игорь Алексеевич, Вы принимали участие в подготовке доклада Всемирного банка и Международной финансовой корпорации об энергоэффективности экономики Россиии. Какой объем энергии в России сегодня можно было сберечь, не тратить зря?

Игорь БАШМАКОВ: То, что мы делали для Всемирного банка, - это оценка потенциала повышения энергоэффективности. Технического потенциала. Он оценивается таким образом: мы проводим анализ, насколько мы могли бы снизить потребление энергии, если бы за ночь, например, мы могли бы все энергопотребляющее оборудование в Российской федерации заменить на самые лучшие мировые аналоги. Вот тогда бы мы могли бы снизить потребление энергии на 45%. Но понятно, что за ночь нам этого не сделать. Чтобы это сделать, требуется время, требуются самые разные ресурсы – организационные, финансовые, информационные, кадровые. Поэтому для того, чтобы понять, как реализовать этот потенциал, в какие сроки, каких успехов мы в этом плане можем достичь, разработана сейчас федеральная программа о повышении энергоэффективности. Наш центр являлся головным разработчиком этой программы, и мы надеемся, что вслед за только что принятым законом об энергосбережении будет также принята и эта программа, и она станет программой действий правительства на ближайшие 10 лет, и позволит значительную часть того потенциала, о котором я говорил, реализовать на практике.

ДГ: Каков этот потенциал в цифрах?

Игорь БАШМАКОВ: Это 45% от того, что мы потребляем. В цифрах это 420 миллионов тонн условного топлива. Это больше, чем потребляют многие страны западной Европы.

ДГ: Например какие?

Игорь БАШМАКОВ: Например, Украина. Наверное, Германия. Наизусть я сейчас не могу вспомнить уровень их потребления. То есть это уровень потребления крупными достаточно европейскими странами.

Россия XIX века - самая энергоэффективная страна в мире.

ДГ: На каком месте находится Россия в ряду других стран по энергоэффективности? Кого она опережает? От кого отстает?

Игорь БАШМАКОВ: Здесь вообще интересная история. Это может кого-то удивить, но в середине 19 века Россия была самой энергоэффективной страной в мире. Просто потому, что русская печь в деревянном доме – это была в то время одна из самых эффективных систем отопления. Гораздо более эффективная, чем камин, у которого КПД 10-12% в каменном доме в Западной Европе. У русской печки КПД 33-34%. Потом – по мере перехода к централизованной экономике и индустриализации России – мы вышли примерно в 1950 году на уровень выше среднемирового. И потом в мире уже началось снижение энергоёмкости, а у нас происходило вплоть до 1970-х годов повышение этого уровня. И вот за последние годы – с 2000 по 2008 – в России энергоемкость ВВП снижалась очень быстро, быстрее всех в мире – почти на 5% в год! Но поскольку мы были на очень высоком уровне, даже вот такое стремительное снижение не позволило нам войти в список самых энергоэффективных стран мира. В этом списке мы пока все еще в хвосте – где-то 20-е от конца этого списка. Мы уже начали спускаться, но пока еще не спустились. И новый закон, и наша программа, и указ президента, принятый в конце мая 2008 года говорят о том, что мы должны снизить энергоемкость на 40%. Если бы нам удалось это сделать, мы бы приблизились к уровню энергоемкости такой страны, как Канада. И все ближе бы сдвигались к середине списка, и таким образом начали бы возвращаться обратно. Из того статуса, когда мы были самой энергоэффективной страной в мире и превратились в одну из самых неэнергоэффективных, мы начали бы обратное движение к тому статусу, которым мы обладали 150 лет назад.

ДГ: Россию часто сравнивают с такими быстро развивающими странам, как Китай, Индия, Бразилия. Они по энергоэффективности опережают Россию, отстают?

Игорь БАШМАКОВ: В начале китайской модернизации, которая сейчас быстро прогрессирует, где-то в 1970 году, энергоемкость ВВП Китая была в 4 раза выше, чем она сейчас! То есть Китай смог добиться прогресса в своем экономическом развитии за счет того, что он существенно повысил энергоэффективность своей экономики в очень многих сферах. Сегодня и Китай и Индия, их энергоемкость близка к среднемировой. Они находятся пока не в лидирующих странах (есть лидеры такие, как Япония, Италия, Франция), но уже в середине. Почему собственно наше правительство и президент озаботились очень сильно этой проблемой? Когда мы делали анализ, мы пришли к выводу, что для России риски сохранения энергоемкости чрезвычайно велики, и динамичного развития экономики при сохранении высокой энергоемкости не получится. Пример Китая нам это показывает: они смогли динамично развиваться за счет того, что они в 4 раза за 30 с небольшим лет снизили свою энергоемоксть.

Российский рекорд по снижению энергоемкости.

ДГ: А кризис нынешний экономический как-то повлиял на уровень энергоэффективности России? Вы говорите, что в последние годы бурного экономического рост она снижалась рекордными темпами. Сейчас что происходит?

Игорь БАШМАКОВ: Она у нас снижалась очень быстро, но вот из тех почти ежегодных 5% энергоемкости, о которых я говорил, на чисто технологический фактор пришелся только 1%. Остальное порождалось структурными сдвигами в экономике: быстрее росли такие сектора, как сфера услуг, банки, торговля, которые являются менее энергоемкими. И в промышленности происходили сдвиги в пользу менее энергоемких отраслей.  Кроме того, в процессе восстановительного роста до 2006-2007 года, мы просто грузили старые производственные мощности: когда у вас загрузка производственных мощностей возрастает, у вас снижается энергоемкость. Чисто технологический фактор имел очень скромное воздействие – примерно 1%. Задача программы и закона – хотя бы удвоить вклад технологического фактора. В процессе кризиса мы, может быть, в этом году получим либо незначительное снижение энергоемкости, либо её стабилизацию. Так всегда практически происходит в кризисе, и это за счет структурных факторов. Технологически же кризис дает мотивацию тем, кто здраво мыслит, по крайней мере, снижать издержки. А сегодня главное направление, самое простое и самое болезненное для людей, направление снижения издержек – это увольнение и снижение заработной платы. Но есть и другое в российской экономике, где достаточно большой потенциал энергосбережения: можно, за счет замены старого изношенного оборудования на более современное, начинать более эффективно использовать энергию. Как показывает опыт развития мировой экономики, самые революционные технологические решения начинают более интенсивно внедряться после таких кризисов, когда нужно перестраивать структуру затрат. А это возможно за счет принятия и реализации новых технологических и технических решений.

ДГ: Кто в России главный расточитель энергии? Энергетика, траспорт, население?

Игорь БАШМАКОВ: Нельзя сказать, кто главный расточитель. В общем, все – расточители. Когда мы оценивали потенциал энергосбережения, мы пришли к выводу, что он достаточно равномерно распределен по всем секторам экономики и по всей территории нашей страны. Вот если ресурсы нефти и газа сосредоточены только в отдельных регионах, то потенциал энергоэффективности равномерно находится там, где находятся наши люди. Понятно, что на пустынных территориях, где ничего нет, там и потенциала нет. Но там, где живут люди, он везде есть. К сожалению, большая часть оборудования, которое мы до сих пор эксплуатируем – электростанции, котельные – были построены еще в советское время. Многие жилые дома – больше 20% жилого фонда – было построено еще в советское время. И, что более удивительно, у некоторых людей – примерно 10-15% парка бытовых холодильников – куплено еще в советское время. То есть мы пока что еще эксплуатируем старую технику еще тех времен, когда уровню энергоэффективности уделялось очень мало внимания. По мере замены этого парка (и задача программы, о которой я говорил, -стимулировать модернизацию, замену парка такого оборудования) мы сможем начать «добывать» этот ресурс энергоэффективности во всех секторах экономики.

То есть мы сегодня не можем сказать, что на электростанциях все отлично, а вот в жилых домах все наоборот. У нас есть отличные жилые дома: вот сегодня в Москве все домостроение ведется по энергоэффективным технологиям, и новый жилой дом, который возводится в Москве, на единицу квадратного метра на цели отопления потребляет в 2 раза меньше энергии, чем среднегородской жилой фонд. У нас есть новые электростанции – их пока что мало – которые работают с очень высоким КПД. Те электростанции, которые работают с КПД на уровне новейших технических решений, они вырабатывают только примерно 1,5% электроэнергии в России. Они уже есть, но их пока что мало. Наша задача – масштабировать эти технические решения, зарубежный и российский опыт и технологии, чтобы реализовать этот самый потенциал (энергосбережения). Он обходится нам значительно дешевле, чем наращивать добычу нефти, газа, строить новые электростанции – атомные, тепловые, гидравлические. Примерно в 3-4 раза дешевле решать эту задачу за счет повышения энергоэффективности.

Игорь БАШМАКОВ: Самая простая иллюстрация: у нас задача – получить киловатт мощности. Мы можем построить новую электростанцию. Это обойдется в 2000 долларов за киловатт установленной мощности. Но можем сделать по-другому: мы можем стимулировать потребителя покупать энергоэффективные лампы, и доплачивать этому потребителю 1 доллар за каждую лампу, 29 рублей за каждую лампу. Эта лампа потребляет примерно на 50 Ватт меньше ( она 11-тиваттная против 60-тиваттной), чем лампа накаливания. То есть применив такую схему для 20 ламп, мы получаем 1 киловатт мощности. 20 ламп умножаем на 50 – получаем 1 киловатт. Он нам обходится в 20 долларов. Не в 2 000 долларов, а в 20. То есть в 100 раз дешевле. Таких примеров можно много привести, когда приобретение энергоэффективной мощности стоит на порядок, а в нашем случае на 2 порядка дешевле, чем строительство такой мощности.

ДГ: Что касается частного примера. Атомная энергетика. Франция, например, гордится тем, что большую часть своей потребности в энергии она удовлетворяет за счет атомной энергетики. Какова доля в России атомной энергетики в общем энергобалансе? Нужно ли её увеличивать? Повысит ли это российскую энергоэффективность?

Игорь БАШМАКОВ: У нас доля атомной энергетики в электробалансе, конечно, не такая высокая, как во Франции – 17-18%. В энергетической стратегии РФ до 2030 года предусматривается повысить эту роль. Сейчас действует федеральная программа по развитию атомной энергетики до 2015 года: сегодня достаиваются станции и строятся новые мощности. Здесь многое упирается в наличие кадров. Когда-то в советское время был такой тезис: кадры решают все. В атомной промышленности за годы после Чернобыля мы потеряли большой кадровый потенциал – и проектировщиков, и строителей, и эксплуатационщиков станций. Это все нужно восстанавливать, это требует времени. Конечно, все реакторные технические решения должны быть абсолютно безопасными, потому что иначе очень трудно будет убеждать людей и получать прощадки под строительство атомных объектов.

Сберегать энергию в 3 раза дешевле, чем наращивать её производство.

ДГ: Что дороже, что дешевле – сберегать энергию или расширять её производство? Если можно, в цифрах… Когда говорят будь то сокращении выбросов вредных газов, будь то о повышении энергоэффективности, говорят о больших капиталовложениях. Сколько будет стоить России снизить на 40% расход энергии?

Игорь БАШМАКОВ: Та программа, которую мы разработали с 2010 года по 2020 предполагает затраты в размере примерно 350 миллиардов долларов. При этом, вложения в топливно-энергетический комплекс были бы в 3 раза больше. Те вложения, о которых мы говорим, обеспечивают прирост потребности в энергетических услугах на 80%. А вот вложения, которые в 3 раза больше, обеспечивают прирост потребности в энергетических услугах на только на 20%. Дело в том, что у нас сегодня многие месторождения нефти и газа находятся на понижательной стадии добычи. Нас нужно вводить новые месторождения просто, чтобы компенсировать снижение добычи на выбывающих из эксплуатации месторождениях. То есть мы тратим значительные капитальные вложения, не увеличивая объемы производства, а просто поддерживая уровень добычи. Здесь затратное такое направление получается. Если мы не сможем существенно понизить нашу энергоемкость, то мы оказываемся в ситуации, когда наши внутренние потребности в энергетических ресурсах будут расти так быстро, что в 2040 году Россия может стать уже не экспортером природного газа, а импортером. Только непонятно, у кого она сможет его импортировать. То есть для нас повышение энергоэффективности – экономически самое целесообразное решение. Это гораздо дешевле, чем традиционные технологии ТЭК, и гораздо дешевле, чем нетрадиционные технологии. Поэтому когда говорят сегодня о посткиотских соглашениях и о том, какие мероприятия нужно в первую очередь реализовывать, чтобы снизить выбросы или затормозить их рост, то всегда говорят, что до первой половины этого XXI столетия главным направлением будет однозначно повышение энергоэффективности. Ближе к середине XXI века будут альтернативные энергетические технологии, их роль будет постепенно повышаться. А за рубежом середины XXI века больший груз будет перенесен уже на технологии замещения, альтернативные технологии, а не на само повышение энергоэффективности. По крайней мере те математические модели, которые сегодня существуют, нам об этом говорят.

Почему России не говорят спасибо?

ДГ: Последний вопрос, связанный с киотско-копенгагенским процессом… Киотский протокол предполагает механизмы перетока инвестиций из стран, которые вынуждены покупать квоты на вредные выбросы, в страны, которые могут их продать. Такой страной пока считается Россия. Она может продавать свои квоты и получать средства для оптимизации своего производства. Или может привлекать западных инвесторов, улучшать свои технологии энергосбережения и рассчитываться теми же самыми квотами. Этот киотский механизм для России сейчас как-то работает? Поможет ли он России?

Игорь БАШМАКОВ: Пока что механизм не работает, правительство делает усилия, чтобы его запустить. А что касается России, Киотского протокола, проблемы снижения и ограничения выбросов, то здесь, к моему большому сожалению, один совершенно явный факт совершенно неизвестен. Россия уже снизила – к началу Копенгагенской конференции – выбросы в секторе энергетики на 40% по отношению к уровню 1990 года. Европейский союз мечтает о минус 20% к 2020 году. И это еще не факт, что они эту мечту смогут воплотить в жизнь. Россия не мечтает, Россия это уже сделала! Никто ни разу России спасибо за это еще не сказал!

Механизмы Киотского протокола буксуют отчасти потому, что российское правительство отчасти не очень активно их запускает, отчасти из-за того, что есть некоторое негативное отношение на Западе к тому снижению, о котором я сказал. Среди моих коллег по межправительственной группе по изменению климата, с которыми мы все вместе получили Нобелевскую премию, мне с ними очень много приходилось спорить на предмет такого понятия, как «горячий воздух». Они считают, что России очень повезло, и она случайно снизила эти выбросы на 40%, ничего не делая. Здесь надо различать две разные вещи. Есть специальные меры по снижению выбросов – например, захват и захоронение углерода под землю. Возобновляемые источники энергии – это не специальные меры. Это меры, которые повышают энергетическую безопасность, увеличивают занятость и решают много других экологических проблем, помимо «парниковых» газов. А есть меры – я их называю «рамочными» мерами – например, связанные с переходом от плановой экономики к рыночной. Как показал опыт всех стран с переходной экономикой, эти меры дают очень существенное снижение, поскольку рационализируется вся экономическая жизнь в стране. Но они очень болезненны. Мы за эти снижения, о которых я говорил, заплатили в 1990-е годы 1 000 долларов за одну тонну эквивалента CO2 снижения выбросов. Сегодня это торгуется на рынках примерно за 10 евро. То есть никто никогда не хотел бы это повторять и наслаждаться этим «горячим воздухом». Сегодня вся Европа получила этот «горячий воздух» благодаря кризису. Своим коллегам, которые долго со мной по этому поводу спорили, я хотел бы задать вопрос: то снижение выбросов, которое получено в процессе кризиса, они будут своим странам засчитывать или нет?

Игорь БАШМАКОВ: Я хочу сказать, что любые мероприятия, любые меры политики, окрашены они климатической краской, не окрашены, но имеют очень большой климатический эффект – они равноправны совершенно. И здесь все глобальное сообщество должно сказать России спасибо за то, что она с 1990 года снизила выбросы таким образом, что – если бы мы поддерживали наши выбросы на уровне 1990 года – эти выбросы кумулятивные были бы на 17 миллиардов тонн эквивалента CO2 выше, чем они были на самом деле. Это существенно перекрывает дополнительные выбросы США в размере 13 миллиардов тонн. Это примерно на две трети перекрывает дополнительные выбросы, которые произвел Китай за это время. И это примерно четверть дополнительных выбросов, которые произвел весь мир за это время! То есть Россия нейтрализовала четверть глобального прироста выбросов с 1990 года. Спасибо, к сожалению, никто не сказал.

И Россия это сделала в значительной степени за счет повышения энергетической эффективности. За последние годы – с 2000 по 2008 – ВВП России вырос на 94%. А выбросы, связанные с энергетикой, выросли всего на 12%. Могли бы вырасти еще меньше, если бы правительство раньше начало заниматься повышением энергетической эффективности. Сегодня российская позиция такая – минус 20-25%. С Японией вместе мы объявили о самом большом снижении. Почему-то об этом говорят мало, но все говорят о том, что объявил Барак Обама – это гораздо более скромные цифры.

Игорь БАШМАКОВ: Я считаю, что глобальное мировое сообщество должно сказать России спасибо за то, что она, так страдая, вольно или невольно, добилась такого существенного сокращения. Сегодня Россия, накануне Копенгагенской встречи, имеет минус 40%. Это сегодня одно из самых больших сокращений. Может быть, в некоторых странах с переходной экономикой есть схожие по уровню снижения, но нет никого схожего по объемам снижения. Россия сегодня – мировой чемпион по снижению уровня выбросов «парниковых» газов, порожденных энергетикой! К сожалению, этот факт очень мало признан, но это факт.

ДГ: На вопросы РФИ отвечал Игорь Башмаков, директор Центра по эффективному использованию энергии, сотрудник Межправительственной группы экспертов по изменению климата. Вел беседу Дмитрий Гусев. РФИ, Москва.

ДОСЬЕ РФИ: Климат. Глобальное потепление. Конференция ООН в Копегагене.