Париж вчера и сегодня

Эйфелева башня и мост Мирабо

Никита САРНИКОВ

опубликовано 03/12/2008 Последнее обновление 03/12/2008 19:32 GMT

Вид на Эйфелеву башню от моста Мирабо
Н.Сарников/RFI

«Мы, - писатели, художники, скульпторы, архитекторы, поклонники до сей поры нетронутой красоты Парижа, - мы собрались, чтобы всеми силами, со всем негодованием души, во имя непризнанного французского вкуса, во имя французского искусства и подвергающейся угрозе истории Франции, выразить наш протест против неприличного возвышения в самом сердце Парижа бесполезной и чудовищной Эйфелевой башни, которую остроумная общественность, часто обладающая трезвым рассудком и здравым смыслом справедливости уже окрестила Вавилонской башней». ...

Очень многое из того, что строится в Париже, поначалу вызывает бурю протеста, критикуется, осуждается, однако по истечении некоторого времени, парижане к этому новому привыкают, и меняют своё отношение. Так было с перестройкой Парижа префектом бароном Османом, позднее с постройкой района Дефанс, с колоннами Бюрена в Пале-Руаяль, Пирамидами Лувра и, конечно же, с Эйфелевой башней, полемика вокруг которой общеизвестна и очень характерна. Известен и анекдот о Ги де Мопассане, который обедал в ресторане Эйфелевой башни, поскольку это было единственным местом Парижа, откуда эту башню не было видно. Общеизвестно также, что знаменитые люди конца 19 века написали письмо протеста против возведения башни, но мало известно, в каких именно патетических выражениях они обращались к своим согражданам с призывом предотвратить это безобразие, и к каким именно ценностям они апеллировали. Поэтому процитируем несколько фрагментов этого письма, опубликованного в газете «Ле Тан» 14 февраля 1889 года и адресованного господину Альфану, генеральному директору работ по организации Всемирной выставки 1889 года: «Мы, - писатели, художники, скульпторы, архитекторы, поклонники до сей поры нетронутой красоты Парижа, - мы собрались, чтобы всеми силами, со всем негодованием души, во имя непризнанного французского вкуса, во имя французского искусства и подвергающейся угрозе истории Франции, выразить наш протест против неприличного возвышения в самом сердце Парижа бесполезной и чудовищной Эйфелевой башни, которую остроумная общественность, часто обладающая трезвым рассудком и здравым смыслом справедливости уже окрестила Вавилонской башней».

Н.Сарников/RFI

Далее речь идёт о профанации великого культурного наследия, заменяющегося позорным сооружением, которое не захотела видеть у себя даже «торговая Америка», а также речь идёт о великом культурном наследии готической архитектуры: соборов Нотр-Дам де Пари, Сент-Шапель, башни Сен-Жак, Лувра, собора Инвалидов, Триумфальной арки, над которыми отныне будет возвышаться «гигантская чёрная труба завода», символ «промышленного вандализма». Этот «тревожный призыв» подписали Шарль Гуно, Шарль Гарнье, Эмиль Золя, Леконт де Лиль, Александр Дюма-сын, Сюлли Прюдом, Ги де Мопассан и др. Следует, впрочем, отметить, что когда это письмо было написано, Эйфелева башня только начинала строиться. Работы шли на уровне фундамента. Таким образом, против чего именно протестовала прогрессивная общественность Парижа, она представляла себе весьма смутно. Это было время, когда завершилась перестройка Парижа бароном Османом, коренным образом изменившая его облик, но об этом авторы письма не упоминают. Успех, который выпал на долю Эйфелевой башни во время выставки несколько умерил пыл протеста, но отнюдь его не потушил. «Тревожный призыв» остался в истории и нашёл своё отражение в художественных произведениях. Так, в романе Луи Арагона «Пассажиры империала» одна из героинь – Полетта, посещает Всемирную выставку 1889 года. Трижды автор заставляет её обратить свой взор к Эйфелевой башне, и трижды заставляет воскликнуть: «Какой ужас!». Роман «Пассажиры империала» был написан в 1937 году, и в то время отношение к Эйфелевой башне уже изменилось, однако негативное отношение к башне навсегда осталось признаком времени, характерной приметой жизни Парижа конца 19 века. Потому этот эпизод и фигурирует в романе Луи Арагона. Одновременно с негативным отношением к Эйфелевой башне возникло позитивное отношение к ней. С технической точки зрения она не могла не вызывать восхищения, а вот с эстетической точки зрения её присутствие в центре Парижа раздражало очень многих.

Вид на современные кварталы с моста Мирабо
Н.Сарников/RFI

Одним из первых, кто пробил брешь в бастионах врагов Эйфелевой башни, был Гийом Аполлинер. Эйфелева башня в ироничном образе пастушки появляется в первых строчках «программного стихотворения» Гийома Аполлинера «Зона» (1912). Это башня-пастушка, вокруг которой блеет «стадо мостов». Ту же следует опять-таки «программное отречение» Гийома Аполлинера от античной культуры, - греческой и римской, на место которых приходят другие идолы, - авиация и автомобили, а также новая современная архитектура. Заслуга Гийома Аполлинера как раз и заключается в том, что он вписал в общий многовековой поток культуры новые явления, символом которых и была Эйфелева башня. Поэтому в одном образном ряду с Эйфелевой башней оказался мост Мирабо. Так называется одно из самых проникновенных стихотворений мировой лирики.

«Под мостом Мирабо тихо Сена течёт

     И уносит нашу любовь...

Я должен помнить: печаль пройдёт

     И снова радость придёт.

Ночь приближается, пробил час,

     Я остался, а день угас». (пер. М.Кудинова)

Мост Мирабо
Н.Сарников/RFI

Тут также стоит задать себе один вопрос: почему поэт заставляет своего лирического героя размышлять о вечности, стоя на мосту Мирабо, а не на каком-то другом мосту Парижа, - на Новом мосту, например? Конечно, может быть, именно по этому мосту он ходил с Монпарнаса на Монмартр в гости к своим друзьям и к своей Музе, но всё-таки вернее будет сказать другое. Мост Мирабо был одним из самых современных мостов того времени. Он был построен в период с 1893 по 1896 годы, то есть фактически он является ровесником Эйфелевой башни. Этот тот самый блеющий «мост-телёнок», который эта «башня-пастушка» и «пасёт». Этот мост был построен по последнему слову техники, как и Эйфелева башня. Он являлся символом прогресса, промышленности и торговли, а потому и украшен он соответствующими аллегорическим скульптурами (Мореплавания, Изобилия и Торговли), но именно на этом ультрасовременном мосту Гийома Аполлинера и посещают мысли о вечности. Так поэт вписывает современность в общий контекст истории культуры. Отказываясь от античного наследия, он, тем не менее, в действительности его продолжает.

Годом позже было опубликовано в том же тоне и в том же духе стихотворение Блеза Сандрара, который, как и Гийом Аполлинер, отталкивался от древней культуры, преодолевая её, и также воспевал Эйфелеву башню:

«… Это не извержение Везувия

Это не туча саранчи, одна из десяти напастей Египта

не Помпея

Не крик гигантских мастодонтов ....

… Это Эйфелева башня.

Башня мира

Башня движения». (август, 1913)

В дальнейшем Эйфелева башня не осталась в стороне от творчества поэтов, писателей и художников (Р.Делоне, П.Пикассо). Кроме Луи Арагона, можно назвать имена таких известных поэтов и писателей как Жан Жироду или Рэмон Кено или же Владимир Маяковский, который, будучи очень близким по своему поэтическому видению мира к Гийому Аполлинеру, не мог обойти её вниманием.