Семейная сага британца Оуэна Мэтьюса

Интервью с автором книги «Дети Сталина»

 Галина АККЕРМАН

опубликовано 23/09/2009 Последнее обновление 05/10/2009 13:00 GMT

Оуэн Мэтьюс
Г.Аккерман

Оуэн Мэтьюс – глава бюро еженедельника «Ньюсуик» в Москве, известный британский журналист, репортер, который написал книгу «Дети Сталина». Эта книга, основанная на подлинной истории его семьи, переведена на 20 языков, в том числе на русский. Презентация перевода на французский язык состоялась на этой неделе в Париже.  Мы встретились с Оуэном Мэтьюсом в известном парижском кафе «Липп».

Вы прекрасно говорите по-русски, Оуэн. Прежде всего, поскольку по-русски книга еще не вышла, можете ли вы в нескольких словах резюмировать ее содержание?

Это – семейная история, которая начинается в 1930-е годы. Это – в первую очередь история моей мамы, но начинается она с рассказа о моем деде с материнской стороны. Дед был большим партийным чиновником на Украине в начале 30-х годов, он погиб в чистках 1937 года. В молодости у моей мамы был роман с аспирантом из Великобритании, и в конце концов они смогли пожениться. Кроме того, я рассказываю и мою собственную историю. Как репортер, я много ездил по России, освещал обе чеченские войны.  Короче, это – рассказ о том, как наша семья пережила двадцатый век.

Обложка книги "Дети Сталина". Сверху слева - будущая мать Оуэна в детдоме для детей врагов народа

Понятно, что эта тема ближе для российского читателя, чем для западного, но тем не менее, в моем рассказе есть много интересных моментов. Первая часть, к сожалению, весьма распространенная история: это расстрел деда во время Большого террора. Зато вторая часть – довольно неординарная. Это – романтическая история двух молодых людей, которые встречаются в Москве в 1963 году. Моя мама в это время работала в библиотеке Института марксизма-ленинизма, а мой отец был аспирантом и работал над темой диссертации о  советской молодежи в МГУ. У них начался роман, в 1964 году мой отец отказался сотрудничать с КГБ, после чего его выслали из СССР. Пять лет они переписывались, вели безумную драматическую переписку, и только в 1969 году они добились разрешения на брак. То есть, вся история России в 20м веке была полна драматизма, но меня больше всего интересовало, как страсть двух молодых людей победила систему.

Вы родились уже в Великобритании. Вероятно, благодаря маме Вы на всю жизнь полюбили Россию, русскую культуру. Когда Вы впервые приехали в Россию?

Я очень четко это помню. Это было в 1976 году, мне было тогда пять лет. Всего через семь лет после того, как моя мама покинула Советский Союз, в твердом убеждении, что она туда никогда не сможет вернуться, нас туда пустили. А потом я часто приезжал, потому что моя тетя, старшая сестра моей мамы, Ленина, жила в Москве. У нас всегда была живая связь с российской частью нашей семьи.

Вы стали взрослым практически в момент развала Советского Союза, конца коммунистического строя. Как журналист, вы наблюдали и освещали весь постсоветский период. Как Вы воспринимаете определенный возврат к прошлому, когда происходит положительная переоценка советских ценностей? Считаете ли Вы, что Россия двигается в правильном направлении? Или это – откат по сравнению с ельцинскими годами?

Я всегда смущен, когда мне приходится отвечать на вопросы, касающиеся современной России. Я работаю там корреспондентом, но все же не чувствую то, что там происходит, изнутри. Мне кажется, что процесс пересмотра достижений и статуса советского наследия – вполне естественный процесс. Это не значит, что этот процесс положительный, но понятно, что это – реакция после чудовищного унижения (я сам это наблюдал) конца 80х – начала 90х. Особенно резкой эта реакция была у людей поколения Путина, которым сегодня за пятьдесят. Эти люди выросли в супердержаве, им говорили, что их страна – самая великая и преуспевающая, и вдруг  все развалилось на их глазах. Это – глубочайшая обида и унижение, которые испытывали все люди, прошедшие через эти годы, и они не могли не реагировать.  

Мне кажется вполне естественным, что происходит некоторая реабилитация памяти Советского Союза и его достижений. В то же время меня крайне беспокоит процесс реабилитации сталинского периода и самой личности Сталина, попытки преподнести Сталина с героической стороны. Меня озадачивает целеустремленное намерение Кремля переписать учебники истории. Российские власти дают четкий сигнал через новосозданную комиссию  по согласованию истории (смешное определение!), когда они оправдывают даже пакт Молотова-Риббентропа. Слава Богу, что все это делается не совсем еще по-советски. «Архипелаг ГУЛАГ» преподается в школах. А недавно все смотрели экранизацию Солженицына по второму каналу телевидения. Надо вспомнить и о почестях, оказанных Александру Исаевичу после его смерти. Так что я не вижу тут одностороннего отката к прошлому. И все же, я несколько озабочен пересмотром наследия Сталина. Это может далеко зайти.

В своей книге Вы описываете и Ваши впечатления от двух чеченских войн. Продолжаете ли вы ездить в Чечню и на Северный Кавказ? Как вы воспринимаете то, что происходит на Северном Кавказе?

Я продолжаю туда ездить и пишу об этом. Но есть принципиальная разница между чеченскими войнами и теми беспорядками, которые сейчас происходят на Кавказе. Раньше это было целеустремленной борьбой за независимость, классическим восстанием чеченского народа. Там была армия, был президент, были боевики, которые преследовали определенные политические цели. Сейчас ситуация другая и совершенно непонятная. Нынешнее сопротивление разрознено, оно не имеет единой политической структуры. То, что происходит сегодня на Кавказе, это экстремальный вариант, символизирующий провал той системы, которую Путин построил по всей России.

Что Вы имеете в виду?

В Дагестане восстание опирается в основном на межэтнические страсти. Так было испокон веков, но сегодня местная власть полностью коррумпирована, и не только в Дагестане, но по всей России. В Дагестане почти полностью истреблен местный бизнес, и государство является единственным источником попечительства. Соответственно все эти страсти, вместо того, чтобы остаться на местном, племенном уровне, переходят и на государственный уровень. На разных членов правительства нападают не за то, что они – члены правительства. а за то, что они принадлежат к враждебным кланам.

В Ингушетии ситуация несколько иная. Там картина смешанная, потому что вдобавок к тому, что я описал, там есть элемент исламского фундаментализма. Однако, и там не так все просто. Исламские фундаменталисты, конечно, существуют, но есть множество доказательств, что их используют и провоцируют разные группы, в том числе группировки внутри властных структур. Их попросту задействуют для сведения счетов и устранения противников. Короче, очень грязная, сложная и путаная картина. Во всяком случае, это уже не восстание против российской власти, не попытка уйти от России. Это –  просто беспредел. Это – системная проблема, потому что власти не смогли наладить нормальную экономику, не смогли ввести честное управление. И это – не только северокавказская проблема.

Вы хотите сказать, что проблема коррупции и клановой организованной преступности выходит далеко за пределы Северного Кавказа?

Я имею в виду другое. На Северном Кавказе можно справиться с беспорядками только в том случае, если удастся занять людей, дать им реальную работу. И если при этом будет эффективная власть, которая способствовала бы нормальной работе экономики и обеспечивала безопасность. Если будут более или менее честные правоохранительные органы и армия. К сожалению, ничего этого нет.

Я не говорю, что то, что творится на Северном Кавказе, будет происходить по всей России, ни в коем случае. Просто здесь та система управления, которая существует сейчас во всей России, наложилась на местные, старые проблемы, и эти проблемы вышли из-под контроля. А универсальная коррупция, которая душит бизнес, это – действительно общероссийская проблема.

И последний вопрос. Ваша книга выходит почти одновременно на двадцати языках. Чем Вы сами объясняете такой успех Вашей книги? И каковы Ваши впечатления от первых реакций французской публики?

Я был потрясен (чудное французское слово bouleversé) огромным интересом французской публики к России. Куда больше, чем в Англии или в Америке. Все французы пропитаны российскими классиками и живут свою подростковую жизнь в мире Толстого и Достоевского. У французского интеллектуального класса была и страсть к коммунизму.  Короче, Россию многое связывает с Францией.

Что же касается международного успеха, многие иностранные издатели купили эту книгу, потому что это – рассказ об истории двадцатого века в России через судьбу одной семьи. И можно следовать за судьбой действующих лиц, которые вызывают сочувствие читателя, как будто это – роман. Хотя это не роман, а подлинная история. Эта книга является способом познакомиться со всей историей русского двадцатого века как бы в более «переваренном» , более художественном виде. У меня получилась семейная сага.