Поиск

/ languages

Choisir langue
 

Кавказский дневник Розы Мальсаговой 19/11/2009

ИССА КОДЗОЕВ – Учитель, Писатель, Патриот

 Роза МАЛЬСАГОВА

опубликовано 19/11/2009 Последнее обновление 19/11/2009 18:52 GMT

Ингушский писатель Исса КодзоевФото автора

Ингушский писатель Исса Кодзоев
Фото автора

Имя  Иссы Кодзоева  ассоциируется  прежде всего с идеей ингушской государственности.  В 80-х годах он возглавил демократическое движение «Нийсхо» (Равенство), которое добивалось полной реабилитации репрессированных народов.

В 70-х  Кодзоев был политзаключенным, он - один из первых ингушских диссидентов, отсидевших срок в Мордовском спецлагере строгого режима. Последние десять лет он стал объектом постоянного наблюдения и узаконенного государственного террора.

Судьба писателя Кодзоева и его семьи является  убедительным подтверждением живучести сталинско-бериевских методов. Государство запустило механизмы прямого физического истребления любого инакомыслия, любого «инакодействия».

Сегодня эта путинская методика управления облачена в так называемую «демократическую» вертикаль власти, в рамках которой продолжает безнаказанно осуществляться геноцид кавказских народов.

Сам писатель в своей автобиографии о себе пишет так: «Моя беда в том, что я родился ингушом  в этой неуютной стране с постоянно-диктаторской властью.

Будь я гражданином любой другой европейской страны, уверен, что был бы признан и любим согражданами. Но в российском государстве над талантливыми людьми осуществляют государственный террор, а потом через 100 лет плачут над его могилой. Это моя судьба».

 Сегодня в гостях у «Кавказского дневника» писатель-гуманист Исса Кодзоев.

Интервью с Иссой Кодзоевым

19/11/2009

-Здравствуйте, Исса.

-Добрый день.

-Что значит ваша судьба в контексте истории ингушского народа?Откуда истоки вашего творческого дара?

-Я думаю, что писательский талант от Бога, от Аллаха.  Стараюсь по мере сил нести эту ношу и продолжаю писать, несмотря ни на что.

В наше время в России писать правду очень тяжело, потому что нет никакой надежды, что мы будем печататься и получать возможность общаться со своим миром: то есть с  аудиторией, ради которой вы всё это пишете.

- Вы учитель русской словесности, прекрасный историк. Ваши ученики говорят о вас не иначе, как «мой Учитель»  и никогда в прошедшем времени.  В начале 70-х годов с вами произошел невероятный для советских школ случай, когда вся школа направилась в райком партии, чтобы отстоять своего педагога.

-Весной, накануне каникул,  я замещал директора,  получил какие-то награды. Это был третий день занятий, когда в кабинет ко мне заходит бледный завуч и сообщает: «Исса, тебя  сняли с работы».  В документе значилось, что по решению КГБ и идеологического отдела Обкома партии КПСС я снят с работы.

-Это произошло уже после того, как Вы отсидели в мордовском лагере?

-Да.   Я тихо собрал свои вещи. Ученики отказались идти на занятия, пока решение не было аннулировано

Отрывок из повести Иссы Кодзоева «Монолог Дьявола»:

«Люди спали. Рассвет только занимался. Закукарекали первые шальные петушки. Девочка ветром взлетела на балкон учителя и забарабанила в дверь.

- Учитель! Ва, учитель!

Заметила свет из окна в саду, понеслась туда. В спешке чуть не высадила стекло. Сурхо раздвинул занавески и толкнул створки.

- Ты, Боли? Что с тобой?

- Тебя арестуют! Беги!

Он замер, подавил минутное смятение и поспешил к двери.

- У нас жандармский офицер и полиция. Сейчас придут сюда. Тебя арестуют, в Сибирь отправят. Так отцу сказал офицер. Ты враг, говорят, Падчаха. Правда это?

- Правда, Боли.

- Но... Разве Падчах не от Бога? - Нет.

- Пхидй-молла говорил, что Падчах от Бога. А почему он так сказал?

- Потому, что Пхиди служит не Богу, а Падчаху.

- А что ты хочешь сделать, учитель?

- Мы - свободный народ. Мы должны вернуть себе право на свободу. Я - вестник этой великой задачи. Девушка опять засуетилась:

- Беги скорей, учитель...

- Мне некуда бежать. Можно бежать с чужбины на Родину, но с Родины некуда бежать, Боли».

-Исса, ваша личная судьба и трагическая судьба вашей семьи  (сын Изнаур расстрелян «эскадроном смерти»,  второй сын  «за участие в отрядах вооруженного подполья» осужден на 24 года и заключен по иронии судьбы в тот же лагерь, где отбывал срок сам писатель) переплетается с трагедией ингушского народа.

-Я меньше всего думал о своей личной судьбе. Что значит судьба одного человека по сравнению с судьбой народа?

-Вспомним ваш многотомный роман-эпопею «Ингуши», который стал настольной книгой для ингушей. История тысячелетней давности со времен татаро-монгольского нашествия, но такое ощущение, что все это пишется о сегодняшних реалиях кавказского народа.

-Я заметил очень странную вещь: с незапамятных времен ингушский народ вынужден постоянно отстаивать свое право на жизнь и на свободу. Мы находимся в постоянной  кровавой борьбе.

-Что Вы  имеете в виду, говоря «о праве на жизнь наравне с другими»?

-Видите ли, каждый тиран: и Чингисхан, и Тимур Железный, и кабардинский князь, совершивший нашествие на Ингушетию, русские цари и сегодняшние правители считают, что мы должны быть довольны гнетом над нами. Как они не понимают, что мы такие же люди, как и они: мы хотим жить на своей земле, мы хотим жить свободными и независимыми гражданами. Мы хотим быть счастливыми.

Я считаю, что мы – самый мирный народ на земле, несмотря на то, что постоянно приходится отстаивать свою свободу с оружием в руках. Я начал свою эпопею с 1222 года, когда монгольские полководцы через Дербентский проход ворвались  на Северный Кавказ и напали на наших предков. Это попытка восстановить утерянную историю нашего народа.

Отрывок из романа « Магас Благословенный» Иссы Кодзоева :

«…На землю опустился мрак, когда монголы кинулись на штурм. Гнали вперёд пленных, за ними шли сами. Сражение продолжалось до самого рассвета. Они большими волнами накатывались на замок, магасовцы нечеловеческими усилиями откатывали их назад. Рассвело. Сражались лицом к лицу. У башни истекал кровью изрубленный Горч. Среди груды тел лежал с копьём в груди уже бездыханный Чони. Один за другим падали, сражённые насмерть, канты и девушки. Стало совсем светло. Оглянулись конахи вокруг себя: камню, пущенному из пращи, негде упасть – столько их двигалось на них. Один за другим старейшины начали сходить со стены, собирались они на своей Пхеге. Там стояли столы и кресла, покрытые коврами. Перед каждым – серебряная чаша. То были Чаши Смерти!

– Крепитесь в своих креслах! Враг не должен увидеть наши лица искажёнными, – сказал Кахарама, наполняя всем чаши до краёв.

– Боже! – вскричал Балай, – сколько времени понадобится, чтоб Магас снова восстал из пепла во славе и силе?

– Придёт и это время. Придут и эти люди. Но как бы они не забыли про нас.

– Разве это они не увидят?

– Бывает, что и не видят из-за длительности эпох. Прах придаёт всё забвению… Но Небесный же видит нас!...

Каждый закрепился в своём кресле. Старейшины испили свои чаши. Пхега уснула сном Вечности. Со всех сторон шли и шли враги через стену в замок. Сражение продолжалось на площади. Звон железа и крики умирающих. Везде – кровь, под ногами грязь, замешанная на крови. Этот экстаз смерти продолжался до тех пор, пока последний магасовец не упал, изрубленный врагами. Тут штурмующие враги со всех сторон сошлись лицом к лицу и … опустили мечи. Солнце закатилось, чтоб больше не светить Древнему Магасу, Магасу Благословенному. Весь Хатой-Боарз был покрыт человеческими телами: в наваленных кучах лежали и защитники своего отечества, и завоеватели. А внутри самого замка пройти можно было только по слоям трупов. Для Менгу-Хана проложили на Пхегу дорогу, оттаскивая в сторону трупы за руки и за ноги. Он ехал смотреть на тех, что сидели мёртвыми на площади. Ему об этом доложили. Менгу-Хан не сошёл с коня. Это был большой стол. Вокруг него сидело человек двадцать в разных позах. Долго Хан смотрел на них. Хана удивило вот что: красивые кресла с позолотой, а в них драгоценные персидские ковры, позолоченные серебряные чаши, а одеты были по-простому. И ещё одному удивился Хан: человек умирает в мучениях, муки искажают лицо. Но ни у одного из них не было искажённого лица. Неужели они научились умирать без мук? Странный непонятный народ. Старик на том краю скрестил руки на груди, взглядом устремился в небо. А рядом сидел другой, тот положил одну руку на меч, что лежал у него на коленях. Двое замерли в рукопожатье. Не сходя с коня, он объехал этот стол. Он искал страх и не нашёл его».

-Что для вас значат понятия «родина, борьба, истина»?

-«Родина» – это моя Родина. И я считаю, что имею право защищать её теми средствами, которые мне даровал Господь Бог. Каждый достойный человек – писатель ли он, историк, гражданин или воин, обязан защищать свою родину.

Почему ингуши должны быть лишены возможности защищать свою честь, достоинство, историю? У нас отобрали родину, оставив  маленький её клочок. Отобрали историю, остался только язык…

Мы обязаны сохранить остатки культуры всеми доступными средствами.

-Вас обвиняли в разжигании межнациональной розни. Некий депутат Рогозин пытался возбудить уголовное дело  после выхода в свет книги «Над Бездной», посвященной памяти Анны Политковской.

-Меня в суд так и не вызвали. Такие, как Рогозин, привыкли, что мы постоянно восхваляем «старшего брата». Но среди русского народа есть хорошие люди и плохие, как среди любого другого. Бывает умный ингуш, бывает глупый русский. У меня нет ненависти ни к одному народу. Я к мести не призываю. Я призываю к справедливости.

Отрывок из книги И.Кодзоева  «Над бездной»:

«Открываю страницу, читаю её, закрываю. Читаю новую, закрываю. Читаю другую, а за ней следующую… О, Боже Правый! Пытаюсь закрыть, не дочитав до конца, но она такая тяжёлая, как свинцовая плита…  Хочется радостной страницы – Светлой эпохи!

Я, наверное, очень стар, если прожил три эпохи:

первая эпоха – эпоха коммунистов, эпоха массовых репрессий и геноцида;

вторая – эпоха горбачёвской перестройки и Руслана Аушева – эпоха несбывшихся надежд;

третья – эпоха Мурата Зязикова, эпоха организованного государственного террора.

Если читатель внимательно вчитается в мою книгу, то найдет в ней отражение всех трёх эпох, а стало быть, выходит, я писал свою биографию.

…Открываю страницу, читаю её, и закрываю, читаю новую, а за ней следующую… Боже Праведный! Пытаюсь закрыть недочитанную до конца, но она тяжёлая, как свинцовая плита, а по ней стекает кровь…

Хочу светлой, чистой, свежей страницы. Хочу мира и справедливости».

ФРАНЦИЯ: