Россия / Политика

Сергей Пархоменко: «В России есть самоцензура - очень развитая, очень изощренная, очень глубокая: люди сами знают, чего им нельзя»

Инга ДОМБРОВСКАЯ

опубликовано 24/08/2008 Последнее обновление 24/08/2008 20:03 GMT

Сто дней Дмитрия Медведева: в цикле бесед, посвященных первым итогам пребывания у власти нового российского президента, мы предлагаем вашему вниманию вторую часть интервью с московским журналистом и книгоиздателем Сергеем Пархоменко.

Сергей Пархоменко.
Фото: Валерий Мельников/ Коммерсантъ

С фигурой медведева связывались некоторые надежды, на оттепель, например...

СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО. Людям свойственно связывать разные надежды. С Андроповым тоже были связаны разнообразные надежды. Я человек еще не очень старый, но я  хорошо помню, как все рассказывали, что «на самом деле по субботам он [Андропов] носит джинсы на даче», и он читает стихи и любит коньяк. И на самом деле он внутри себя, в душе, он очень либеральный. Он только снаружи такое животное.

Да, очень много было надежд. Мне кажется, что сам факт этих надежд, может быть, сыграл большую роль и оказал более заметное влияние на порядок вещей в России, чем то, на что были эти сами надежды. Мне кажется, что произошло в какой-то момент такое почти спонтанное движение, когда просто на какой-то момент людей, что называется, отпустило.  Они чуть-чуть меньше стали бояться, чуть-чуть меньше стали оглядываться через плечо. И в этот момент допустили некоторое количество каких-то вольностей. Кто-то где-то выступил, кто-то что-то написал, кто-то что-то сказал, кто-то не подписал каких-то писем, кто-то что-то такое себе позволил... Ведь проблема российского общества сегодня и, в особенности, общества развитого, обеспеченного, образованного, в какой-то мере интеллигентного, творческого  –  проблема этого круга общества заключается в том, что люди очень боятся.

Причем они боятся не наказания, они, что называется, просто боятся за себя.

Самоцензура и коррупция

Я, например, убежден, что в России нет никакой цензуры. В России есть самоцензура – очень развитая, очень изощренная, очень глубокая: люди сами знают, чего им нельзя. Они сами это помнят. Они, в крайнем случае, коллеге могут сказать: «Эй, ты чего? Нельзя, накажут!»  И тот верит.

Можно спросить у разных начальников, почему такого-то не пускают в телевизор, почему такую-то тему не обсуждают, почему такой-то текст не публикуют. И эти начальники абсолютно искренне скажут: «А я здесь при чем? Я не приказывал, я не просил, я не запрещал, я не подписывал, они это все сами». Люди сами понимают, что полезно, а что вредно.

В чем здесь дело? Я бы сказал, что сегодня Россия - государство очень коррумпированное. Причем коррумпированное - в широком  понимании слова коррупция. Коррупция ведь не заключается только в том, что один пришел к другому и сунул ему в карман пиджака или в карман медицинского халата мятую сторублевку. Не так дают взятки. Серьезные взятки даются возможностью заработать. Происходит такой вот симбиоз между властью и гражданами, причем, часто преуспевающими гражданами. Когда власть говорит: «Слушай, гражданин, ты обогащайся. Все в порядке, нефть дорогая, Россия – страна легких, спокойных и быстрых денег. Мы тебя не тронем, работай. Но придет момент, и мы попросим тебя оказать нам небольшую услугу».

Так работает российское телевидение, например.

Когда лидерам, чтоб не сказать – владельцам – российских телекомпаний говорят: «Ребята, зарабатывайте! Занимайтесь кинопродюссированием, запускайте свои проекты, участвуйте в крупных программах, продавайте и покупайте рекламу, - работайте. Это ваше, мы вам не мешаем, мы вам доверяем. Но когда наступят выборы, мы очень на вас очень рассчитываем». И люди сами понимают, в каком смысле на них «рассчитывают». Не нужно им приказывать, не нужно их на аркане тащить, они сами с удовольствием все принесут и положат, потому что они вступили в эти отношения.

Так же работает и российская пресса. Так же живет и российская интеллигенция, в значительной мере. Она во многом коррумпирована, подкуплена российской властью сегодня.

Эффект открывшейся форточки

В какой-то момент в это уже привычное существование вторгся какой-то сквозняк, открыли какую-то форточку в связи со сменой – вроде бы, совершенно формальной! – первого лица. Что-то такое продуло. И люди совершили несколько непривычных действий в этот момент.

На мой взгляд, этот эффект, сейчас сходит на нет. Он, в общем, почти уже кончился. За эти полгода формального пребывания Медведева у власти - если считать тот странный период, когда он как бы был уже выбран, но еще не вступил в должность, и непосредственно перед этим, когда было  понятно, что это будет он, когда он как бы объявлен был формальным преемником – вот все, за это время оно и исчерпалось. Мне кажется, что люди сейчас спокойно занимают опять свои ячейки своих взаимоотношений с российской властью, этого странного симбиоза с российской властью.

Это – надолго. Эта система будет существовать столько времени, сколько она будет подпитываться легкими и быстрыми нефтяными деньгами. Какое-то время у нее еще есть.

Но все приоритеты, которые декларирует Д.Медевдев, такие как борьба с коррупцией, судебная реформа – они невозможны без свободных СМИ...

СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО. Да, конечно, они абсолютно невозможны без свободных СМИ просто потому, что свободные СМИ в этой ситуации являются той движущей силой, которая должна толкать эти реформы. Потому что иначе в них нет никакого резона. Зачем самому господину Медведеву или людям, которые вместе с ним управляют Россией, проводить реальные антикоррупционные мероприятия, когда они на этом живут? Зачем им реформировать судебную систему, когда они пользуются этой судебной системой сегодня как удобным, безотказным и, надо сказать, очень примитивным механизмом осуществления своей воли и навязывания своих полномочий? Ведь это существует более-менее на всех уровнях. Когда, например, мэрия Москвы в ответ на какие угодно обвинения говорит: «В чем дело? Что вы такое себе позволяете? У вас есть к нам претензии, - подайте в суд и выиграйте, мы тогда посмотрим!» - говорят люди, которые прекрасно понимают, что этот суд сидит у них во внутреннем кармане пиджака и не высовывается. Можно подавать в суд, можно не подавать... Даже если, не дай бог, выиграешь, судебное решение в жизни не будет реализовано. В России есть еще и эта проблема, которая заключается в том, что судебные решения остаются без исполнения и гражданину совершенно невозможно добиться, чтобы решение было исполнено.

Почему такое колоссальное количество исков в разного рода европейские суды и всякие международные инстанции? Вот поэтому. Потому что люди, в конце концов, доходят в суде до самого верха. Ведь условия таких исков: вы должны исчерпать возможности вашей национальной судебной системы, вы должны пройти все существующие инстанции. Люди и проходят эти инстанции, снизу доверху, одну за другой. И некоторые из них даже выигрывают. А в результате выясняется, что их интересы все равно не защищены, что их дело все равно не реализовано.

Так что если не будет давления снизу, а это давление может осуществляться только через прессу, то абсолютно невозможно себе представить, что какие-то реформы все-таки произойдут. Совершенно непонятно зачем они будут происходить, что будет их движущей силой.

«Они не боятся разоблачения»

Ведь люди, которым, предстоит эти реформы осуществлять, не боятся ответственности, прежде всего. Они не боятся избирателей. Они спокойно относятся к тому, например, что о них станет известно, что они нарушают закон, что они зарабатывают на своей государственной должности, что они злоупотребляют государственными благами и деньгами. Дело не в том, что они этого не делают или что они это тщательно скрывают. Они не боятся разоблачения. Они считают, что за это ничего не будет. Ну и что, что все узнают, что я летаю в отпуск на государственном самолете. Кто меня за это упрекнет? Никто. Ну и что, что все узнают, что моей жене возят пирожные из Вены каждую пятницу. Кто меня за это упрекнет? Никто, пусть возят дальше, я совершенно этого не стесняюсь.

Именно поэтому и эти внешние безумные атрибуты богатства и роскоши: «Ролексы» на руках у каких-то мелких чиновников, «Бентли», на которых они приезжают на работу.  Вопрос же не в том, что он у него есть. Вопрос в том, что он приезжает на нем на работу. Абсолютно спокойно, хладнокровно сажает своего государственного водителя в свой «Бентли» и едет.

Это – следствие того, что в стране по существу нет прессы. А нет ее ровно потому же, почему в стране нет и выборов.

Эта ваша свобода слова…

Люди в свое время  сказали в массе своей, что им это не нужно, что им этого не жалко, что они с этим легко распрощаются. Вот в этом, на самом деле, трагедия российской журналистики. В том, что, как говорится, «локоть провалился», не на что опереться. Любые аргументы, любые жалобы, любая борьба, любые протесты не работают, когда ты не можешь опереться на общественное мнение. Когда твой оппонент тебе говорит: «Слушайте, эта ваша свобода слова, об отсутствии которой вы так страдаете, ее же никто не просит! Ее никто не хочет, ее никто от вас не добивается. Чего же вы ее навязываете? Может быть, это просто ваша профессиональная проблема? Ну так и оставьте ее себе».

Во время недавних парламентских выборов была такая знаменитая история. Когда  Государственная Дума приняла поправки к закону, которые запретили журналистам в критическом ключе обсуждать кандидатов на парламентские мандаты. Было заседание в Конституционном Суде, и этот суд был выигран. Надо сказать, что это был тот редкий случай, когда журналистское сообщество одержало победу. Эти поправки были аннулированы. Но самое интересное началось потом, когда попытались выяснить, как к этому относится общество. Выяснилось, что общество к этому относится – никак. Оно относится к этому как к какому-то странному, локальному профессиональному конфликту между журналистами и депутатами. «Вот они там чего-то не поделили, какую-то поправку. Одни про других хотели что-то там писать, а те им не разрешали, ну и эти пошли в суд, а те согласились... Нам-то какое дело?» И сколько политические журналисты – хорошие – ни пытались объяснить своим читателям и слушателям: «Ребята, это не наша проблема, это ваша проблема; это у вас не было возможности получить .информацию о тех кандидатах, за которых вам предлагают голосовать; у нас-то все в порядке, мы про них уже знаем, а вот вы – не знаете и уже не узнаете». Ничего из этого не вышло. Общество осталось в этом смысле совершенно хладнокровно.

К сожалению, это лечится только временем, это лечится только длинным, непрерывным процессом освоения всех этих процедур.

Согласитесь ли вы, что Россия сегодня – это своего рода Советский Союз «лайт»?

СЕРГЕЙ ПАРХОМЕНКО.  Я бы сказал, что это, конечно, очень напоминает по образу действий, по образу мыслей, этот «Советский Союз лайт», с одним важным исключением: с открытыми границами. Я думаю, что это должно иметь большое значение, потому что люди начинают передвигаться, пока – очень немного. Представление о том, что жители России, толпою, все вмести поехали куда-то осматривать мир, причащаться всяких демократических таинств, - нет, очень небольшая на самом деле группа людей реально путешествует.

Я по своей второй профессии издатель. Некоторое время тому назад я попытался, промоутируя одну книжку, которая вышла в нашем издательстве, организовать конкурс среди продавцов столичных книжных магазинов. Казалось бы, это очень элитная публика – Москва, книжные магазины, там работают образованные дамы, главным образом, которые занимаются книгами, их продают и т.д. И я предложил директорам нескольких крупных магазинов: давайте мы устроим конкурс  -  тот, кто добьется наибольшего успеха для этого нашего издания, тому мы предлагаем недельный тур в любую из европейских столиц. Мы решили сделать такой шикарный подарок:  хотите – в Лондон, хотите – в Париж, мы заплатим, устроим такие потрясающие каникулы. И, знаете, почему эта затея не удалась? Потому что директора магазинов мне сказали: «Вы знаете, а у нас ни у кого тут загранпаспорта нет. Наши тетеньки не ездят за границу. Это какая-то другая жизнь, вы как-то странно ее себе представляете...» Ну и пришлось отказаться от всей этой истории.

Действительно, контингент - очень ограниченный, но кое-какой есть. И есть то все-таки какой-то приток внешней информации. Работает кабельное телевидение, в России есть интернет, в России смотрят много хорошего западного кино, а оно переживает сегодня не худшие свои времена. И вот это, пожалуй, дает надежду. Эта технологическая сторона дела, эта сугубо информационная волна, которая надвинулась на Россию сегодня, создает почву для оптимизма. Потому что это должно иметь здесь, как и в любой другой стране, свои последствия, это тоже должно производить на людей впечатление. А раз так, значит, постепенно, эти нефтяные деньги, которые просачиваются сверху вниз в России, они постепенно должны привести к каким-то качественным ментальным изменениям в российском обществе.